Заслуженный работник культуры, писатель, музыкант, Александр Иванов написал о своих родителях, об отце-фронтовике, в группе Николаевские Известия.Все мы раненные той великой и страшной войной. И искалеченный фронтовик, и мы, пацаны первого послевоенного поколения.Я долго сомневался, стоит ли возвращаться к той далёкой памяти? А потом, как неожиданный выстрел дуплетом у самого уха: Надо, надо! Ради рождающихся, вырастающих и живущих.
Мой отец на склоне лет любил предаваться воспоминаниям. Но говорил только о войне, — и ни о чём другом. Мне уже взрослому он описывал фронтовые события с такими подробностями, будто они произошли вчера. С первого до последнего дня войны сержант Кузьма Иванов находился на передовой за рулём армейского ЗИСа, с солдатами в кузове и пушкой на буксире. Даже когда вся страна уже праздновала День Победы, он вместе со своими товарищами ещё воевал. В Чехословакии, освобождая Прагу. И волею судьбы он не только выжил, но и ни единого ранения! До последних дней жизни отец удивлялся этому. Я же думал о том, что если бы отец не вернулся с войны, то не родились бы мы, его дети. А от нас не протянулась бы ниточка жизни уже к нашим детям. И родословная рода Ивановых зашла бы в тупик. Какая страшная цепная реакция в никуда, к вырождению рода!
В родительском доме на стене в главной комнате неизменно висели три пожелтевших фотографии в траурных рамках. Это страшная дань нашей семьи военному лихолетью сороковых. С портрета слева, расположенного прямо над кроватью мамы, удивлённо смотрит девочка 3 или 4-х лет. Одной рукой она придерживает кончик праздничного сарафанчика, а второй крепко держится за спинку стула, словно боясь упасть. Она могла стать моей старшей сестрой, если бы дожила до моего рождения.
Незадолго до начала войны молодые отец и мать ожидали появления на свет первого ребёнка. Родилась девочка. Назвали её Раиса, Рая, Раечка. Вскоре отец ушёл на фронт, а мама с ребёнком и бабушкой оказалась в оккупации. В их старую деревенскую хатку определили на постой немцев, шесть человек. Мама говорила, что жили мирно. Немцы привозили дрова, чтобы топить печь, мама готовила им еду, из которой кое-что перепадало бабушке, дочери и ей самой. Но один, огромный и рыжий, обозлённый на всех и вся, вымещал свою злобу на них, слабых и беззащитных.
Однажды, этот нелюдь сильно ударил Раечку головой о стену. Она перестала узнавать мать, целыми днями пряталась в тёмном чулане и ничего не ела. Только сосала высущенные вишни. Так Раечка чахла-чахла и умерла на руках матери.
Всю жизнь мама каялась, что не смогла уберечь дочь, плакала, глядя на портрет. В эти минуты отец не говорил ни слова. Но молчание было таким тяжёлым, что я сжимался в клубок и старался быть незаметным.
На втором портрете по центру немолодой уже старшина, Иван Овчинников, круглолицый, почти лысый. Он родной брат мамы, для неё единственный из кровной родни. Погиб на фронте в 1943. Где его могила – неизвестно.
Старший брат отца, Яков, до войны окончил артиллерийское училище. На портрете он запечатлён в офицерской форме с двумя шпалами в петлицах.
Очень красивое смуглое лицо, коротко стриженные чёрные волосы, а взгляд какой-то обречённый, безнадёжный. Вместе со всем своим дивизионом сгинул без вести в первые дни войны где-то в Белоруссии.
Поздний вечер. Комната, освещаемая тусклой лампочкой. За столом, накрытым пятнистой клеёнкой, сидят бабушка Евдокия и сын её Кузьма, мой отец. Бабушка плачет, просяще смотрит на отца:
— Нет ответа, как нет. Может письмо затерялось? Давай, Кузя, напишем ещё раз. Самому старшему пиши, где мой сын Яша?
Отец молча достаёт лист бумаги и ручку-самописку, единственную в доме, трофейную. Бабушка подсказывает:
— Напиши, каким он хорошим был, подробно напиши. Напиши, мы очень соскучились, ждём не дождёмся. Красиво пиши, разборчиво. Только самому старшему пиши!
Отец молча пишет, заклеивает конверт. Говорит глухо:
— Иди спать, мама. Завтра отнесу письмо на почту, в главный ящик опущу. Будет ответ, будет.
Но это письмо он на почту не понесёт и не опустит в главный ящик. Он положит его в дальний угол выдвижного ящика, на стопку таких же писем.
Потому что ответ давно получен: «Лейтенант Иванов Яков Степанович в июне 1941 г. захвачен немецко-фашистскими войсками в плен и числится в списках как враг народа». Подпись неразборчива.
Всё.
…Есть в отчем доме святое место это,
Где на живых в упор со стен глядят —
Открытым взглядом, с прямотой портретной
Глядят глаза ребят,
Глядят глаза ребят,
Парней, что не пришли с войны назад.
Я тем ребятам теперь и сам ровесник,
Но судеб рознь покоя не даёт —
Ведь я живу, пою земные песни,
Огромный мир живёт,
Огромный мир живёт,
А вот из них никто уж не споёт.
Вопрос вопросов — в чём связь вчера и завтра?
Но промолчат портреты грозных лет —
Где силы взять, где взять нам столько правды,
И как должны гореть,
И как должны гореть,
Чтоб без стыда в глаза им посмотреть?
Александр К. Иванов
Напомним, в День Победы сын рассказал о боевом пути отца и о том, как он попал в Николаев.